Ночная школа - Страница 33

Что-то в его голосе и тоне мешало ей поверить ему. С другой стороны, подумала Элли, с некоторых пор она никому не верит, ни единой живой душе. Так что ничего удивительного в ее недоверии нет. И зачем ему устраивать весь этот балаган, раз у него другие мысли на уме?

— Давай попробуем, — после паузы сказала она.

— Отлично. Значит, теоретически мы в самом начале нашего знакомства. — Потом он обвел взглядом двор и добавил: — На констатации этого факта пока и закончим. Газонокосильщики продвинулись уже довольно далеко. Пора и нам подключаться.

Он легко и ловко спрыгнул с дерева, удачно приземлился, после чего повернулся, чтобы помочь спуститься Элли: она постепенно съезжала на край ветки, которая под ее тяжестью стала прогибаться. И хотя Элли протянула ему руки, он, вновь использовав изогнутый корень как ступеньку, взял ее за талию и с легкостью опустил на землю. Ей оставалось только удивляться его недюжинной физической силе.

— Итак, идем трудиться, — произнес он, беря приставленные к стволу грабли. Элли, смущенная и озадаченная всем произошедшим, некоторое время смотрела, как он быстрым шагом двигался в направлении кладбищенского участка. Потом вздохнула и побежала его догонять.

Из надписей на надгробиях было почти невозможно что-либо узнать о живших когда-то людях (Эмма Литтлджон, любимая жена Фредерика Литтлджона и мать Фрэнсиса Литтлджона — 1803–1849 — Да пребудет с тобой милость Господня). Тем не менее Элли не могла пройти мимо надгробного камня, предварительно не прочитав выбитых на нем имени и фамилии, дат рождения и смерти и какой-нибудь эпитафии и не подумав о человеке, чей прах покоился под гранитной плитой. Ее интересовало, счастливая у него была жизнь или несчастная и какой недуг или роковое событие привели его в это место.

Сорок шесть лет, подумала она об Эмме Литтлджон. Не такая уж и пожилая. Ее собственной матери столько же.

Газонокосильщики почти закончили подстригать траву на кладбище. Картер вручил Элли грабли и принялся сноровисто сгребать траву, ветки и пожухлые листья в кучи. Элли присоединилась к нему и, очищая граблями очередную могилу от мусора, извинялась шепотом перед покойником.

«Прошу прощения за беспокойство, миссис Коксон (1784–1827). Я потревожу вас всего на минутку».

Работала она, надо сказать, неумело и по пути к общей куче теряла половину того, что ей удавалось нагрести.

— Да, мастером грабель тебя не назовешь, — саркастически произнес Картер.

— Не смей меня критиковать! — со смехом воскликнула Элли. — Лучше дай передохнуть. Я в жизни не занималась такими вещами.

— Не занималась такими вещами? То есть не держала в руках грабель? — На лице Картера проступило неподдельное удивление.

Элли пожала плечами.

— Неужели родители никогда не просили тебя помочь им? — В его тоне проскользнули неодобрительные нотки.

— Мы живем в Лондоне, Картер. И у нас нет сада. Есть только крошечный патио, где по периметру врыты в землю горшки с цветами. Цветы я, конечно, пересаживала, но вот поработать граблями мне не довелось.

Он молча работал еще несколько минут, потом покачал головой:

— В Лондоне, должно быть, полно молодых людей, которые не занимались такими вещами. Мне это кажется странным. Лично я не представляю себе жизни без работы на воздухе, когда вечером моешь руки, испачканные грязью и землей.

Элли некоторое время любовалась тем, как быстро и ловко он орудует граблями.

— А сам-то ты откуда родом? — спросила она.

Он широким жестом обвел рукой окружающий их двор.

— Примерно отсюда.

— Ты живешь где-то поблизости?

— Я живу здесь. Киммерия — мой дом.

Озадаченная, Элли не нашлась, что на это сказать, и некоторое время работала в полном молчании. Потом снова оперлась на рукоять грабель и тыльной стороной ладони отвела со лба падавшие ей на глаза волосы.

— Но где ты жил до того, как попал сюда?

Он тоже опустил грабли:

— Нигде. Здесь я и вырос. Мои родители работали в Киммерии в составе обслуживающего персонала. Я живу и учусь в академии, потому что мне дали стипендию. И в другом месте мне жить не приходилось.

— Твои родители — преподаватели?

Картер снова взялся за грабли. Немного поработав, сказал:

— Нет. Говорю же: мои родители были членами обслуживающего персонала. — При этом выделил голосом три слова: «были» и «обслуживающего персонала».

— Значит, — сказала Элли, вороша граблями груду скошенной травы, — они здесь больше не работают?

— Нет. — В его голосе стал чувствоваться холод. — Люди после смерти не работают.

Элли замерла. Зато Карвер орудовал вилами изо всех сил. Она видела, как у него под рубашкой вздулись мускулы.

«Здесь покоятся мистер и миссис Вест. С миром».

— Боже мой, Картер. Извини. Я не знала…

Он продолжал сгребать траву и листья:

— Конечно, не знала. Ты здесь без году неделя. Так что можешь не извиняться.

Бросив грабли, она подошла к нему и дотронулась до рукава:

— Мне очень, очень жаль…

Картер дернул рукой, высвобождая рукав, посмотрел на нее в упор и сказал:

— Что было, то было. Жаль, конечно, да что толку? — Потом, минуту помолчав, добавил: — Слушай, ты сегодня работать будешь? Не хотелось бы торчать здесь весь день. Уловила?

Нечего и говорить, что ответ Картера ее несколько покоробил. Тем не менее она послушно взяла грабли, отошла на некоторое расстояние от своего напарника и принялась за работу. Минут двадцать они работали в полном молчании. От непривычной физической нагрузки у Элли начала болеть спина и руки. Тем не менее ей удалось нагрести несколько порядочных куч травы и листьев. Пару раз она оглядывалась на Картера, но тот работал как автомат, не прерываясь ни на секунду.