— Отлично. Ну а теперь иди к Лайзе. Ей, бедняжке, поди, скучно одной в лазарете… — Джулия вернулась в комнату и, закрывая дверь, уже совсем другим, авторитетным голосом добавила: — И чтобы больше никаких прогулок по крыше. По крайней мере, без моего ведома…
Быстро шагая в другое крыло, Элли проигрывала в уме состоявшийся разговор с Джулией.
«И как только я могла так ошибаться?»
Она вспомнила, как Картер и Сильвиан потешались над ее неприязнью к Джулии. Похоже, они оба считали Джулию хорошей девушкой, хотя Сильвиан готов был признать, что она — трудный человек.
«Ну, трудный — не значит плохой».
Раньше Элли раздражало, что они защищают ее, но если разобраться, Джулия и впрямь не сделала ей ничего плохого. Она попыталась припомнить хотя бы одно неприятное слово в свой адрес от Джулии, но не смогла. Вообще-то она сама то и дело отпускала довольно злобные шутки в ее адрес. Джулия же в подобных случаях хранила молчание.
Тем не менее Элли казалось странным, что Джулия вдруг предложила ей свою дружбу. В ее ушах продолжали звучать слова пьяной Джу.
«Они тебя не любят… Они считают тебя опасной…»
В учебном крыле свет не горел, и Элли, пока шла по коридору, вела ладонью по стене, больше полагаясь на осязание, чем на зрение. Ее торопливые шаги эхом отзывались под высокими каменными сводами здания. И эти звуки говорили, казалось, о полном ее одиночестве и незащищенности.
Но как бы то ни было, ей удалось без всяких приключений дойти до конца коридора, где она увидела дверь с матовым, словно подернутым изморозью, стеклом.
«Выглядит многообещающе», — сказала себе Элли.
И толкнула дверь.
За дверью обнаружилась небольшая лестничная площадка с уходящей вверх лестницей, освещенной лившимися из большого окна солнечными лучами. Первый уровень, о котором говорила Джулия, представлял собой мезонин между цокольным и первым этажом. Элли сразу же попала в узкий коридор, разительно отличавшийся своим низким потолком и линолеумными полами от прочих школьных помещений с натертым паркетом, деревянными декоративными панелями и располагавшимися на огромной высоте потолочными балками. С одной стороны коридора находились несколько белых дверей с матовыми окошечками с изображенными на них голубыми крестами, а с другой — окна, сквозь которые в это тесное помещение попадали воздух и свет.
— Привет! — неуверенно произнесла Элли, обращаясь, так сказать, к помещению в целом.
Пустой коридор ответил ей таким же негромким и неуверенным эхом.
В коридоре стояла такая тишина, что это немного испугало Элли, хотя, казалось бы, здесь было много света и воздуха.
Так и не дождавшись ответа, она двинулась по коридору, стуча в каждую дверь и дергая за каждую ручку. Первые три двери оказались запертыми, но четвертая открылась.
По контрасту с коридором в палате из-за опущенных штор было довольно темно. В крохотной комнате не было ничего, кроме кровати и белой тумбочки рядом с ней.
Несмотря на сумрак, Элли сразу же высмотрела на подушке копну спутанных белокурых волос.
— Джу? — прошептала она, несмело заходя в комнатку. — Ты как?
Ответа не последовало, но что-то подсказало Элли, что Джу не спит. Оставив дверь открытой, Элли на цыпочках пересекла комнату и присела на край постели. Глаза у Джу были закрыты, а дыхание неровное.
— Эй! Слышишь меня? — прошептала Элли. — Ты как?
Из-под опущенного века Джу выкатилась слеза и стекла вниз по скуле. Джу подняла забинтованную руку и вытерла лицо.
— Я не хочу сейчас разговаривать, Элли, — произнесла Джу хриплым и какими-то тусклым голосом.
Обиженная до глубины души, Элли хотела было заспорить с ней, но передумала и направилась к двери. Перед тем как выйти, бросила еще один взгляд на Джу. Та лежала на спине и смотрела отсутствующим взглядом в потолок, как если бы Элли уже вышла, и в комнате никого не было.
Вновь оказавшись в коридоре, Элли решила заглянуть за оставшиеся несколько дверей. Через две двери от палаты Джу располагалась комната побольше. Там находились установленные в два ряда четыре кровати, между которыми была протянута легкая белая штора, колыхавшаяся от дуновения бриза, проникавшего в комнату сквозь открытое окно. Одна из кроватей оказалась занята.
Лежавшая на белой кровати под белым одеялом у выкрашенной белой краской стены бледная Лайза казалась привидением. Ее глаза были закрыты, а опущенные черные ресницы напоминали кровоподтеки. Светлые шелковистые волосы разметались по подушке, левая щека заклеена пластырем. Левая рука в гипсе.
Элли поразила ее худоба. Интересно, она ест здесь хоть что-нибудь? Девушка была такой тоненькой, что казалась прозрачной. И хрупкой, как китайский фарфор.
Элли присела на деревянный стул, стоявший в ногах кровати. Стул заскрипел, Лайза открыла глаза.
Сонно улыбнувшись, она пробормотала:
— Элли…
Элли ответила ей улыбкой, но изобразить беззаботность не смогла.
— Привет! Как себя чувствуешь? Лучше? Нам сказали, что ты наконец проснулась.
Лайза приподнялась на локте. Элли заметила синяки у нее на плече и запястье правой руки.
— Я в порядке. Похоже, меня постоянно пичкают транквилизаторами, и я понятия не имею, сколько времени уже нахожусь здесь.
На ее худом прозрачном личике глаза казались неестественно огромными и их выражение было по-детски беспомощным. Элли почувствовала, что готова на все, чтобы утешить и защитить ее.
— Недолго… — Элли сделала паузу и вдруг задумалась об этом всерьез. — В самом деле, сколько? Какой у нас сегодня день? Кажется, воскресенье?